Житийная икона: истоки, развитие, русская иконография

Феномен житийной иконы всегда вызывает массу вопросов у тех, кто только начинает знакомиться с византийским и древнерусским искусством. Предлагаем разобраться в ее истории и вкладе, который в нее привнесла русская иконография.

Житийная икона: истоки, развитие, русская иконография (часть 1)

Уже в первые века существования христианства богословские споры касались не только догматических основ молодой религии, но и вопроса об иконопочитании. В те времена одной из важнейших функций иконы святые отцы считали просвещение паствы, далеко не всегда способной самостоятельно прочесть евангельские и житийные тексты. Видимо, довольно рано появляются и первые житийные иконы, включающие, помимо самого образа святого, еще и сцены его праведной жизни, чудес или мученических подвигов. При таком обилии разнообразных сюжетов из агиографии как византийская, так и русская иконография шли с житийными иконами рука об руку.

Неизвестно, когда именно появились первые житийные иконы, – древнейшие из дошедших до нашего времени датируются XII веком. Так, в настоящий момент самым ранним житийным образом считается византийская икона святой Марины, предположительно датируемая концом XII столетия (Византийский музей, Никосия). И хотя это самый ранний подобный памятник, на этом примере мы видим уже сложившуюся и ставшую традиционной композицию: в центре (среднике) представлен крупный поясной образ святой, а на полях, в клеймах, расположены сцены из ее жития. Традиционно чтение сюжетов на таких иконах начинается с левого верхнего угла и продолжается построчно, слева направо, по аналогии с чтением книги.

Такая связь иконописи с агиографией отнюдь не случайна: в своей работе художники-иконописцы всегда опирались на известные им житийные тексты. Так, важнейшим источником для византийских иконописцев всегда был минологий, составленный в X веке секретарем византийских императоров Льва VI Философа и Константина VII Симеоном Метафрастом (с греческого это прозвище можно вольно перевести как «пересказчик»). Работая над минологием, Симеон Метафраст проделал титаническую работу: он изложил все известные на тот момент жития святых и сгруппировал их по месяцам и дням церковного почитания. Безусловно, такой ценный и удобный источник знаний стал важным источником для византийских иконописцев, а, значит, косвенно его влияние испытывала и русская иконография.

В Древней Руси ситуация развивалась несколько иначе. Переведенные с греческого на славянский язык житийные сборники, Месяцесловы или Синаксари, получают широкое распространение с начала XII века под названием Прологи (слово «ο προλογος», заголовок предисловия таких сборников, на Руси ошибочно был принят за название всей книги). Однако помимо Прологов, рассказывавших об общехристианских и византийских святых, в древнерусской литературе существовали и другие источники для художников: жития в других редакциях, зачастую более обширных и подробных, чем проложные, и, наконец, жития святых, канонизированных непосредственно на Руси, в особенности святых Бориса и Глеба. Их житие существовало в разных редакциях, но автором наиболее распространенной стал знаменитый преподобный Нестор Летописец. В последствии эти тексты будут столь же востребованы и в Московском княжестве: русская иконография святых будет во многом основываться именно на них.

Пророк Илия в пустыне, с житием и Деисусом из села Выбуты. Вторая половина 13 века

Древнейшая дошедшая до нашего времени житийная икона датируется второй половиной XIII века – это икона «Пророк Илия в пустыне, с житием и Деисусом» из села Выбуты (ныне – ГТГ). Эта икона, как и многие более поздние памятники XIV века, все еще довольно тесно связаны с византийской иконографической традицией. Русская иконография в это время развивается прежде всего в новых сценах чудес, случившихся уже на Руси. Это особенно хорошо видно на примере житийных циклов святителя Николая Чудотворца, одного из самых почитаемых святых. Например, одним из любимых было киевское чудо от иконы Николы Мокрого (XI век, исчезла во время Второй Мировой Войны) о спасении утопшего в Днепре младенца, найденного под иконой святителя промокшим, но невредимым. Один из древнейших примеров включения этого чуда в состав житийного цикла – икона конца XIV – начала XV века из церкви святителя Николая в Киевце, поселении киевлян близ Москвы (ныне – ГТГ).

Особенно широкое распространение житийных икон пришлось на последнюю треть XV – начало XVI веков. В этот период русская иконография стремительно развивалась и насыщалась новыми сюжетами, разработанными московским иконописцем Дионисием и его сыновьями. Они работали во времена, когда уже были широко известны жития московских святых, например, преподобного Сергия Радонежского, святителей Петра и Алексия Московских, а поэтичные и порой личные агиографические тексты, созданные в первой половине XV века Епифанием Премудрым, были обработаны прекрасным писателем, прибывшим с Афона, Пахомием Лагофетом (Сербом).

Митрополит Пётр с житием. Дионисий. 1480-е

Пожалуй, самые яркие примеры развития житийной иконы в этот период – иконы святителей Петра и Алексия Московских, созданные, предположительно, около 1480 года для только что построенного и освященного Успенского собора Московского Кремля (ныне – ММК; ГТГ). Вытянутые, будто парящие фигуры, нежный колорит – все это стало отличительными чертами стиля Дионисия. Однако в данном случае интересней, какое развитие получает русская иконография и новые, сложившиеся на русской почве типы композиций. Так, несмотря на широкое почитание святителя Петра, до этого можно было встретить лишь его единичные изображения. Более того, в мастерской Дионисия был разработан новый принцип расположения житийных клейм: в верхнем и нижнем ряду сцены теперь не делились на отдельные разграниченные композиции, а, наоборот, объединялись в целостный изящный фриз, чаще всего при помощи архитектуры и фигур второстепенных персонажей, обращенных к главным действующим лицам. Подобные сложные, многофигурные композиции, разработанные Дионисием, наряду со стилистическими особенностями его живописи, продолжат свое развитие в памятниках, связанных с мастерской его сына Феодосия, что, например, видно в иконе «Преподобный Сергий Радонежский, с житием» первой трети XVI века (ныне – ЦМиАР). Именно в этих мастерских русская иконография обогатилась не только свежими вариациями традиционных композиций, но и принципиально новыми – например, в росписях собора Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря 1502 года Дионисий с сыновьями активно воспроизводят в красках богородичные гимны: акафист, «Взбранной Воеводе победительная…», «О Тебе радуется…»

Новшества мастерских Дионисия и Феодосия во многом преобразовали весь накопленный столетиями опыт византийских и древнерусских художников, а их искусство во многом заложило основы искусства зрелого XVI века – времени, когда русская иконография, отвечая на вызовы своей эпохи, выйдет на принципиально новый виток развития.