Священник и художник Александр Бродский — о духовном в искусстве
Александр Бродский — православный священник и художник. Мы поговорили с ним о его пути, тонкой взаимосвязи духовности и искусства, высшем замысле и о том, почему коллекция Олега Кушнирского — закономерный этап в жизненном и историческом цикле собранных им икон.
Как начинался ваш путь в духовной и художественной сферах? Развивались ли эти направления отдельно или параллельно?
Александр Бродский: Я родился в Ташкенте, в семье художников, и с детства впитал академическую художественную школу. Мои родители, талантливые художники, учились в Ташкентском художественном училище, а мама также в Рижской академии искусств. Мое детство прошло в творческой атмосфере, в окружении природы.
Сначала я не хотел учиться на художника, поэтому после школы решил поступать на архитектурный факультет, но не прошел. Тогда я понял, что изобразительное искусство — это мой путь и поступил в художественное училище в Ташкенте. Далее учеба в Ленинградском высшем художественно-промышленному чилище имени В. И. Мухиной, сегодня Академия Штиглица. На первом курсе, после нескольких занятий по рисованию, где мы делали быстрые наброски натурщиков в полный рост, ко мне подошла преподавательница и спросила: «Кто ваши учителя? Где вы учились?» Я не сразу понял ее вопрос и ответил: «В художественном училище в Ташкенте». Она уточнила: «А кто именно у вас преподавал?» Я назвал несколько фамилий. Лишь позже я осознал смысл ее вопроса и понял, что моими первыми и главными учителями были родители. Именно они заложили основы академической школы и моего художественного восприятия.
Духовная составляющая также всегда была для меня важной. С самого детства меня сопровождало ощущение, что, помимо физического, есть и другой мир. Помню, у бабушки по материнской линии, с которой я был очень близок, дома висело три иконы. Приходя к ней, всегда подолгу смотрел на них — они притягивали меня, словно магнит. Иконы казались мне окнами в небо, в иное пространство. Через них я чувствовал невидимый мир, где душа соприкасается с чем-то иным, чего нет в физическом мире. Что самое удивительное, бабушка никогда не говорила ни о Боге, ни о вере, а только повторяла: «Будь всегда добр, неси добро и любовь».
Еще одно важное воспоминание из детства — образ Спасителя на репродукции картины Ге «Христос в пустыне», которую мой дядя привез из Германии. Она тоже всегда притягивала меня — мистическим ощущением пустыни, образом задумчивого Христа, сидящего на камне в вечернем свете.
Какие вопросы вас волновали в искусстве и духовной сфере в начале пути? Как вы искали на них ответы?
Я всегда находился в поиске ответов на вопросы о душе и смысле жизни. Помню, как, учась в восьмом классе, после смерти дедушки спрашивал у всех:«Что там за звездами?» Ответ я получил позже, внутри себя — есть мир видимый, а есть невидимый. Повзрослев, я с удивлением и радостью обнаружил, что ответы на мои вопросы открываются как раз тогда, когда мне это было необходимо. Я находил их в Евангелии, в разговорах с людьми, в общении с природой и миром.
Расскажите, пожалуйста, о каком-нибудь эпизоде вашей жизни, когда вам приходили такие внутренние ответы.
После второго курса училища мне пришлось взять академический отпуск. Зима в Ленинграде была очень морозной, а я был непривычен к холодному климату и часто болел. Для восстановления здоровья врач посоветовал вернуться в Ташкент. Я быстро восстановился и много работал — у меня была собственная большая комната, которую я использовал как мастерскую, и сама атмосфера дома и родного места меня очень вдохновляла и наполняла. Я не могу назвать конкретный момент, но тогда я впервые по-настоящему ощутил взаимосвязь с тонкими энергиями в виде света, вдохновляющими и наполняющими мое творчество.
С годами я понял, что духовный мир безграничен, и его понимание расширяется по мере того, как человек задает вопросы и ищет ответы. Раньше я искал их вовне, а теперь нахожусь в состоянии, когда ответы приходят изнутри, через осознание Бога в себе и себя в Боге. Этот внутренний мир полон света, звуков и образов.
У ваших работ узнаваемая цветовая гамма и стилистика. Как эти формы и цвета передают духовные концепции, которые вы хотите выразить?
В своем творчестве я стремлюсь соединить видимые и невидимые миры. У меня есть несколько циклов, над которыми я работаю в течение многих лет. В начале 1990-х я с друзьями принял участие в международном молодежном заезде в Сенеже — творческой базе Союза художников СССР. Я вместе с другом зашел в секретариат Союза художников в Москве, и нас неожиданно пригласили. В Сенеже мы работали два месяца, и именно там родились несколько важных для меня серий, которые я продолжаю развивать до сих пор. Один из них — «Аурический человек», где я через цвет стремлюсь передать ауру. Эта тема со временем переросла в цикл «Лики», более связанный с видимым миром.
В конце 1990-х – начале 2000-х я создал серию работ «Чаша Вселенной». Одна из главных работ этой серии изображает чашу, в которой заключено мироздание. Я закончил эту картину в 2002-м, а в этом году она словно «позвала» меня снова. Я добавил в центр восьмилистник, или восьмиконечную звезду — очень древний символ, его еще называют «цветок жизни», он часто встречается в иконографии Богородицы. Он словно сам появился, я его не придумывал и не обращался специально к иконам или другим источникам. Этот восьмилистник как будто поднимается из чаши или, наоборот, опускается в нее — каждый видит и чувствует по-своему. И вот когда я дополнил работу этим символом, понял, что теперь она завершена. Столько лет ушло, чтобы ее закончить.
В чем вы видите миссию художника — в целом и вашу личную?
Я воспринимаю себя как сосуд — чашу, наполненную смыслами. Очень важно осознавать, чем мы себя наполняем, каким источником хотим напитаться. Это наш выбор, и от этого зависит, что мы можем передать миру. Когда наполняешся истинными ценностями, важно сохранить эту чистоту и делиться ею с другими людьми. Это и есть моя духовная миссия и служение. Искусство — это способ передавать не только внешние образы, но и глубинные, духовные смыслы.
Как вы думаете, какое место в искусстве занимают иконы? Ведь они не просто связаны с духовным, а являются его проводниками.
У иконописи уникальное место в искусстве. На протяжении веков она является мостом между нашим материальным и духовным мирами. Икона помогает нам прикоснуться к невидимым измерениям бытия, к высшим духовным уровням. Человек, соприкасающийся с иконой, всегда это чувствует. И это взаимодействие обогащает его дух и разум, наполняя жизнь высшими смыслами.
Как вы познакомились с коллекцией русских икон Олега Кушнирского?
В этом году я познакомился с его сыном и директором коллекции Ильей. Нас представила друг другу арт-критик Галина Михайлова Мумрикова, которая ранее уже была на презентации каталога коллекции Олега Кушнирского. С Ильей у нас завязался глубокий и увлекательный разговор, мы обсудили множество тем, связанных с искусством и духовностью. Это было очень вдохновляющее общение. Позже я с большим интересом изучил каталог коллекции.
Что бы вы особенно отметили в коллекции Кушнирского?
Прежде всего обращает на себя внимание тот факт, что практически все иконы из этого собрания изображены с клеймами праздников и житий святых, что встречается довольно редко. Гораздо чаще на иконах изображают лишь один образ святого. Клеймы же изображают и рассказывают нам о главных событиях и духовных подвигах святых или праздниках. Такой подход к формированию коллекции придает ей особую духовную глубину и избранность.
Еще мне кажется, что Олег Кушнирский, не просто выбирал иконы для своей коллекции — они сами его находили, как будто звали его к себе. Я думаю, все не случайно, и в этом есть Божий промысел.
В чем, как вам кажется, значение коллекции Олега Кушнирского?
В начале XX века Россия пережила тяжелые и страшные времена, которые коснулись всех сфер жизни, в том числе и ее культурного наследия. Сегодня много написано о том, как большевики распродавали произведения искусства из музеев нашей страны коллекционерам и музеям за рубеж.
Много лет я задавался вопросом: почему Россия, собрав такое богатое наследие, вынуждена была его утратить из-за революций, войн и прочих бедствий? И вдруг я получил ответ: в результате этих сложных и тяжелых исторических событий наша страна и мы теряли великие умы и великих творцов — эмиграция, как огромная волна уносила и рассеивала по всему белому свету русские семьи, русских людей и во многом лучших и избранных деятелей искусства, культуры и науки. Но одновременно происходило своего рода духовное расселение, которое способствовало распространению наших духовных ценностей по миру. Я не встречал подобной мысли в литературе, но мне кажется, что за этим стоит Высший замысел. Думаю, существует невидимый духовный ковчег, но есть и видимый, связанный с огромным наследием византийской и русской иконописи. Иконы, являясь частью видимого ковчега, служат своеобразным порталом для общения с духовным миром. Рассеянные по миру, они постепенно раскрываются перед людьми новыми смыслами. Многие люди, далекие от православной веры, воспринимают икону как некий художественный объект. Но со временем, собираясь в коллекции в разных странах, они начинают обретать новую жизнь, становясь источником духовного просвещения.
Олег Кушнирский собрал удивительную коллекцию, отражающую его внутренний мир и духовный поиск. Ему оказалась близка именно эта школа иконописи, и он сделал большой дар миру, открыв коллекцию для всех. Таким образом, его коллекция становится частью того самого ковчега, видимой его стороной, которая продолжает открываться новыми гранями для всех, кто ищет духовные смыслы.