5 декабря, 2024

Иконописец Светлана Фатьянова — о неисповедимых путях икон

Продолжаем нашу серию разговоров с современными иконописцами. Светлана Фатьянова — художница-иконописец и реставратор из Ставропольского края. Мы поговорили с ней о том, как она пришла к иконописи, как складывался ее путь, и о том, как коллекция Олега Кушнирского поможет ей создавать и восстанавливать иконы.

Как вы пришли к иконописи? Было ли у вас академическое художественное образование или вы сразу начали c иконописи? 

Светлана Фатьянова: Сколько себя помню, я всегда рисовала. В детстве посещала художественную школу, затем обучалась академической живописи в Южно-Российском государственном университете. Так случилось, что по окончании курса классической живописи, судьба свела меня с иконописцем. Эта встреча стала для меня судьбоносной — раньше я даже не подозревала о существовании такой профессии. Мне порекомендовали книгу «Труд иконописца» монахини Иулиании (Соколовой). Прочитав ее, я испытала необыкновенное вдохновение, поняла, что это и есть мое призвание. 

Однако одного вдохновения было мало. Чтобы стать иконописцем, нужно получить благословение. Я написала письмо отцу Николаю Гурьянову на остров Залит, что в Псковской области, но, не дожидаясь ответа,  по рекомендации настоятеля нашего собора уже поступила в иконописную школу при Ставропольской духовной семинарии. Я провела там три года и по завершении обучения получила благословение правящего архиерея на труд. 

Одной иконописной школы мне показалось недостаточно, и окончила Ставропольский государственный университет, занялась самообразованием — брала частные уроки у реставраторов, сотрудничала с антикварными салонами, на протяжении десяти лет копировала произведения старых мастеров и изучала храмовые иконы — в общем, на практике отрабатывала теорию.

Есть ли какая-то специфика у старинных икон, которые можно найти на Кавказе?

Большинство старых русских икон, которые есть на Кавказе, относятся к XIX веку, реже к XVIII или XVII столетиям. Это связано с тем, что Кавказ вошел в состав Российской Империи только в 1864 году, и вначале здесь располагались в основном военные гарнизоны. Вместе с солдатами на Кавказ  попадали иконы со всей России. Их дарили сыновьям родители, провожая на службу. В то время рекрутов забирали  в армию на двадцать пять лет, иконы должны были их оберегать на протяжении этих долгих лет службы. 

Сохранились ли в вашей семье иконы-реликвии, которые перешли вам по наследству? 

В моей семье было две иконы — одна из Мстеры, другая из Холуя. Мстерскую, к сожалению, украли, но у меня осталась фотография. Тогда я сделала запрос в Мстерский музей, чтобы что-то узнать о ней. И с удивлением выяснила, что, оказывается, моя фамилия — Фатьянова — встречается среди мстерских иконописцев. Это было открытием: мои предки с большой вероятностью занимались иконописью. Мое желание освоить эту профессию возникло не случайно. Скорее всего проявилась родовая память. Талант ведь не появляется из ниоткуда — это наследие наших предков, хотя мы и не всегда знаем о своих корнях. Украденную икону я восстановила по памяти и сохранившейся фотографии, нашла к ней подходящий оклад. Даже мама сначала не поверила, что это копия, когда впервые ее увидела. 

Расскажите, пожалуйста, какой вы выбрали для себя стиль иконописи и почему?  

Заканчивая иконописную школу, я хотела писать только канонические иконы. Но жизнь распоряжается по-своему. Сегодня древнерусскому стилю иконописи люди часто предпочитают академическое письмо, которое получило распространение уже в XVIII-XIX веках. Я не могу навязывать заказчикам свои предпочтения, поэтому приходится писать и в академической манере. Впрочем, когда меня просят очень уж далеко отойти от канонов, я всегда объясняю заказчикам, что икону нужно создавать по определенным правилам, иначе церковь ее не примет, признает еретической. Такие доводы обычно убеждают.

Бывает, что заказывают икону святого, который раньше не изображался. В таких случаях я создаю извод с нуля, использую минеи, святцы, описания и музейные артефакты. Например, если есть сведения о его одежде  или внешности, стараюсь передать портретное сходство, но при этом  в каноническом стиле. 

Какие материалы вы используете для своих икон?  

Я установила для себя строгое правило: работать только с качественными материалами. Никакой магазинной краски, никакой фанеры — только доска десятилетней просушки. У меня есть плотники, которые готовят доски. Такой материал не деформируется со временем. Кроме того, я использую специальные киоты, чтобы доска сохраняла форму и не растрескивалась.

Для красок использую только минеральные пигменты. Раньше я пыталась самостоятельно готовить их из глин и камней, но это оказалось слишком трудоемким процессом. Теперь заказываю готовые порошки у геологов: гематиты, малахиты, шпинель и другие. Сегодня даже из ювелирных камней, таких как шпинель, делают краски, что повышает не только качество, но и ценность иконы и обеспечивает ее сохранность на века.

Как бы вы охарактеризовали коллекцию икон Олега Кушнирского?

Ни в одном из кавказских храмов, где мне довелось реставрировать иконы, я не встречала образов с клеймами, хотя, как я упомянула, в наш край попадали самые разнообразные иконы со всей страны. В Ставрополье довольно много поздней иконописи из Московской области, с Севера, Урала, Мстеры, Холуя, Палеха, но это, как правило, средние по художественной ценности иконы. Поэтому коллекция Олега Кушнирского привлекла мое внимание — она поистине уникальна. Иконы с клеймами сегодня большая редкость, это уже исторический артефакт. Современные мастера практически не берутся за такие работы, поскольку написание клейм — трудозатратный, почти ювелирный процесс, требующий огромного терпения, времени, мастерства и определенного заказчика. Но как говорится, был бы спрос, не ударим в нос.

Интересно узнать ваше мнение не только о коллекции, но и каталоге.

Я очень внимательно и с большим интересом изучила каталог коллекции Олега Кушнирского и очень благодарна вам за знакомство с ним — для меня это ценнейший источник информации. Иконы собрания в прекрасном состоянии, все элементы легко считываются. Ведь ко мне иконы часто попадают в ужасной состоянии, иногда вообще невозможно понять, что на них изображено. Такие книги для меня бесценны, поскольку позволяют восстановить утерянные детали. Я несомненно буду использовать каталог в своей работе.

Что еще привлекло ваше внимание в книге? 

Одной из статей книги рассказывается о том, как в 90-х годах иконы попадали на Запад, в том числе с США. Упоминается известные факты советского времени, когда иконы систематически уничтожали. Часть из них спасли простые люди. Часть попали в крупные музеи. Но, читая этот текст, я вспомнила, что в 1990-е годы происходило на Кавказе. Тогда, после распада Советского Союза, по всей России началось возрождение православия. В нашем крае большая заслуга принадлежит митрополиту Гедеону (Докукину), благодаря которому здесь было восстановлено и открыто множество храмов. Люди понесли вновь обретенные иконы в церкви. Многие образа были в ужасном состоянии: отсыревшие, покрытые плесенью, обветшавшие. Чтобы восстановить утраты понадобились реставраторы и иконописцы, но по понятным причинам их в то время не было. Тогда митрополит Гедеон организовал иконописную школу, которая стала выпускать нужных специалистов. Они активно взялись за дело, поддерживая возрождение храмов. Впрочем, со временем бум закончился, поскольку все, что можно было восстановить,  отреставрировали. Спрос упал.

Существует ли какая-то разница в подходе к реставрации икон в России и других странах? 

В России предпочитают реставрацию, при которой сохраняются признаки старины. В европейских мастерских  все наоборот — иконы принято восстанавливать так, чтобы они выглядели как вновь написанные. 

Сейчас можно подписаться на любой музей мира, смотреть виртуальные экскурсии по их собраниям и изучать процесс работы реставраторов со всего света. Это очень расширяет кругозор и помогает в работе. 

Есть ли в вашей многолетней работе иконописца и реставратора иконы, процесс создания или восстановления которых вам особенно запомнился? 

Для меня каждая икона — мое детище, поэтому трудно выделить какую-то одну. Каждый раз это огромная духовная работа и целый этап в жизни, который, надеюсь, помогает мне приблизиться к Богу.